Между «пациентом» и «клиентом»
Я регулярно замечаю, что и в работе, и за её пределами я попеременно употребляю эти два слова. Два слова — два значения. Стоило разобраться с этим раньше. Исправляю свою ошибку.
Слово «пациент» пришло к нам из латыни от слова «patiēns», образованного от «patior» — «я страдаю». Однако, у этого глагола есть и другое значение — «я позволяю, подчиняюсь». Слово «клиент» происходит от латинского «cliēns», образованного от глагола «clīnō» — «гнуть, изгибать», но и «налаживать, настраивать».
В медицинский обиход слово «пациент» вошло сочетая в себе оба значения — как страдать от заболевания, так и подчиняться прописанному лечению без участия в процессе принятия решений. Слово «клиент», в употреблении психотерапевтами, предполагает подчинение терапевта требованию сохранения конфиденциальности (и другим требованиям профессиональной этики). В то же время, в правоведческом значении слова, клиент — это тот, кто получает советы юриста.
Итак, с одной стороны, есть человек, страдающий от болезни, которому мы обязаны помочь, но который добровольно отказывается от своей агентивности. Психотерапевту это даёт власть над пациентом, но, в отличие от врача, психотерапевт не может произвести изменение в состоянии пациента без активного участия последнего. С другой стороны, есть равноправный участник процесса, предъявляющий справедливые базовые требования к представителю профессии. С этическими требованиями (автономия, ненанесение вреда, оказание помощи, справедливость) всё достаточно понятно. Хотя и здесь в психотерапии возможны конфликты: в ходе тренинга экспозиции мы наносим вред пациенту, вызывая его страх, однако мы делаем это, чтобы помочь ей или ему с этим страхом справляться. В случае тяжёлого самоповреждения или суицидальности пациента принцип автономии однозначно уступает принципу ненанесения вреда.
Также психотерапевты часто оказываются единственными в жизни пациента, кто может в здоровой форме удовлетворить её или его эмоциональные потребности — в признании, принятии, интересе к личности и к проблеме. Вначале принцип оказания помощи стоит над принципом автономии. Однако в прогрессе терапии мы помогаем пациенту становиться более самостоятельным в удовлетворении своих эмоциональных потребностей — автономия оказывается выше в приоритетности, чем оказание помощи.
И совсем другое дело — когда в попытке пережить реализацию своих (абсолютно легитимных) потребностей клиент стремится заставить психотерапевта делать вещи, делать которые было бы контрпродуктивно. За требованием одного из партнёров по отношению к терапевту солидаризироваться с ним против другого партнёра может стоять мотив признания другими важности потребностей требующего. И если обратиться напрямую к этому мотиву было бы стратегически верно, то поддаться требованию было бы нанесением вреда или как минимум не оказанной помощью при всех благих намерениях терапевта. Или клиент может начать требовать у терапевта совет о конкретных действиях, которые клиент должен предпринять. Максимум императива, который я позволяю себе — это рекомендация, предварённая ясным дисклеймером о том, что это рекомендация. Я всегда беру на себя ответственность за свои слова. Но я считаю для себя стратегически неправильным удовлетворять (опять же, совершенно легитимную) потребность клиента в получении заботы через моё подчинение требованию в перенятии ответственности, которую должен и может нести только она или он. В общем, я бы совершал ошибку, если бы участвовал в повторении именно тех моделей взаимодействия клиента с окружающими, которые и привели её или его в терапию.
В итоге я понимаю, что я не могу довольствоваться только одним из этих понятий. Взаимодействуя с одним и тем же человеком я постоянно лавирую между «пациентом» и «клиентом». В какие-то моменты я готов принять на себя больше функции заботы и руководства, но я с радостью поддержу инициативу моего собеседника или её или его конструктивную критику. Успех психотерапии мне кажется более вероятным в равноправии, а не в системе доминирования одного и подчинения другого, кто бы это ни был — терапевт или клиент. Если оставаться только при изначальных двух терминах, то, получая услугу терапии, человек является и пациентом, и клиентом. В немецкоязычном обиходе есть понятие «Betroffener», которое можно перевести как «пострадавший» — здесь не идёт речи о том, что она или он должен подчиняться тому, кто оказывает помощь. В то же время этот человек может быть самостоятельным лицом, активно заинтересованным и участвующим в решении проблемы. Пока я не нашёл для себя подходящий русскоязычный эквивалент — слово «пострадавший» мне не кажется достаточным и подходящим. Когда найду — обязательно поделюсь.
Обсуждение этой статьи наСсылка на этот материал:
https://nikitaandrejev.com/blog/mezhdu-pacientom-i-klientom.html?utm_source=linksharing&utm_medium=referral&utm_campaign=mezhdu-pacientom-i-klientom-linksharing